Известный пианист и композитор Николя Челоро жил в Париже, писал музыку, выступал по всему миру. Пока в 2020 году не приехал с концертами к нам. Грянула пандемия, границы закрылись — Николя решил переждать всемирный карантин в России. 

И не было бы счастья, да несчастье помогло: парижанин женился, купил дом в деревне под Владимиром, научился ходить на лыжах и много чему еще... И понял, что никуда уже отсюда уезжать не хочет.

К 2023-му у Николя появился еще один дом. Если первый, в деревне, — творческая мастерская, второй, в Суздале, — для приема гостей.

Недалеко от городского дома расположилась конная парковка. И все это вместе: курсирующие по Суздалю коляски и фаэтоны, цокот копыт, перезвон колоколов, шумные толпы туристов, — рождают в душе Николя, по его признанию, новую музыку.

— Суздаль — очень русский город, самобытный, красивый. Я рад, что живу именно здесь, — говорит он.

— У вас нет русских корней? У вас такое русское имя.

— О, это очень личный вопрос, но я отвечу. Когда моя мама ждала меня, она читала роман: история разворачивалась в старой России, и главного героя звали Николай. А напротив нашей квартиры в Лионе был винный магазин «Николя». И мама рассказывала: она смотрит в окно, идет снег, вокруг все белое-белое — и сквозь это полотно проезжает грузовик с огромными буквами «Николя». Понимаете? Маму это имя преследовало. (Смеется.)
Русских корней у меня нет: у папы — итальянские, у мамы — испанские. А я родился во Франции.
У моих родителей рядом с Версалем была собственная компания по продаже недвижимости. Но в молодости отец играл на кларнете, мама тоже очень любила классическую музыку. В нашем доме она звучала всегда. И когда мы куда-то ехали на машине, папа включал на кассете концерт Вивальди или Баха. Это меня и сформировало. В современном мире культура не отражает высокое, вокруг много легковесного, пустого. А я был с детства окружен красотой. И теперь советую родителям, которые приводят детей ко мне на мастер-классы: включайте дома красивую музыку, необязательно сложную. Можно легкую, приятную. Моцарта, например. Эта музыка пробуждает в душах иные чувства, открывает другой путь и мир... Да, я очень благодарен родителям за то, что они для меня сделали.

— Когда вы впервые оказались в России?

— О, еще в начале 1990-х. Я проходил срочную службу на военном корабле «Жанна д’Арк». Был выбран на должность пианиста капитана корабля и давал концерты во время береговых остановок. Однажды мы зашли в порт Владивостока, и я выступил там в консерватории.
Недавно снова побывал во Владивостоке с концертом. После выступления мне сказали, что меня кто-то разыскивает: это был русский морской офицер. И он сказал мне: «Мы встречались на концерте, который вы давали тридцать лет назад...» Это было поразительно! И очень радостно было увидеться еще раз.

— Чем вам запомнился Владивосток 90-х?

— В центре было красиво, архитектура, как в Европе, высокие дома. Но удивило меня другое. Мы тогда были молодые и хотели вечером повеселиться. Пошли на дискотеку и услышали там американскую музыку, и люди танцевали под нее так же, как танцуют в любом европейском или американском городе. Как это возможно?! Мы приехали с желанием встретиться с выдающейся русской культурой и, конечно, ждали чего-то другого. Мои друзья даже спросили у танцующих девушек: почему вы это любите, у вас же славянская душа? А они, кажется, даже не поняли, о чем мы спрашиваем.
Но тогда же был и другой случай. В порту я видел, как молодые женщины провожали своих мужчин в море. Они махали им на берегу, а потом начали петь, и их голоса соединились в хоровое пение. Это была красивая мелодия, полифония. И очень естественная. Мы не знали: может, их этому учили в школе или у них получилось само собой? И что это была за песня, я тоже не могу сказать, но было очень-очень красиво. И это была та самая русская культура, о которой мы много читали и слышали.

— За эти три года, что вы живете здесь постоянно, удалось познакомиться со страной поближе?

— Да, я увидел много городов. Был в Сибири и на Дальнем Востоке, в центральной России и в самой западной ее части.
Сам факт того, что я путешествую по стране с концертами, позволяет мне лучше понять, в чем состоит мое собственное призвание. Как продолжать и преуспевать в этом. Дать другим то, что не принадлежит мне, но что проходит сквозь меня и, наконец, принадлежит всем. То есть как служить красоте. Это что-то довольно загадочное, не из области конкретной материальной пользы. Ведь именно музыка напоминает нам о том, что, несмотря на все проблемы, жизнь — это дар. Не связанная ни с какой выгодой, музыка делает нашу жизнь легче.
А еще меня поражает теплота и отзывчивость русских людей. И я очень рад, что как музыкант могу что-то дарить им.

Вообще то, что я остался в России, это провидение, Божий промысел. В 2020 году я приехал дать несколько концертов. Это должно было занять 15 дней, но растянулось на полтора года. И это было удачей: в России по сравнению с Францией локдаун проходил гораздо мягче. Не было громадных штрафов, не нужно было просить разрешения выйти из дома в магазин, а если ты живешь в деревне, то вообще свободен. Я даже выступал! Да, при пустом зале, но у меня были онлайн-трансляции. Я писал музыку, знакомился с Россией...

— Жизнь в России — это мажорная или минорная мелодия?

— Я думаю, и то, и другое. Потому что в этом и есть движение. Все концерты Рахманинова начинаются с трагедии, а заканчиваются мажором.
У каждой страны есть свое призвание, своя судьба и определенные вещи, которые она может дать другим. Например, латинские народы привнесли в мировую цивилизацию что-то на уровне рациональности, логики, ясности. Англосаксонский же тип культуры связан с извлечением большей прибыли.
Но если мы посмотрим на русскую цивилизацию, то она особенная. Здесь мы находимся больше в регистре эмоций, чем логики.
Русская цивилизация не строится на понятиях прибыльности, практичности и рациональности. Русская душа более созерцательная, в ней есть бессознательное и интуитивное стремление не слишком отклоняться от естественного развития человека; она по-прежнему хранит в себе образ Христа, связь с небом и Богом.
Сегодня приходится признать, что в странах Западной Европы, будь то латиняне или англосаксонские народы, эта интуиция утрачивается. Жизнь, в которой есть место чуду и тайне, открывшейся во Христе, уходит. Европа идет путем падения.

В моей родной Франции сегодня творятся ужасные вещи. Принимаются совершенно абсурдные законы, которые, например, подталкивают людей есть муку, сделанную из насекомых. Мне кажется, это проявление садизма и стремление прервать развитие человека. Будь я во Франции, думаю, мне было бы трудно жить. Даже в культурном смысле. В просвещенной Европе предпочитают сейчас заниматься вещами, которые сильно отличаются от того, что делаю я.

— Какими путями приходит в России музыка к композитору Челоро?

— По-разному. Но был случай, когда мне приснился сон, и в нем была очень красивая музыка. Невероятная — нежная, добрая... Я проснулся, сел за рояль, стал подбирать, вспоминать эту музыку — так родилась песня из цикла «Сказки русского леса».
Она называется «Ночью звезды говорят с белым лесом». Когда я исполняю ее, то вижу ночь, зиму, высокое небо и звезды — все это есть в нашей лесной деревне.
...Прошлой зимой в Суздале было очень холодно, минус 30 градусов. Но много солнца, золотые купола, и они были такие яркие на фоне снега!.. Лошади бежали в санях, много туристов. И вся эта жизнерадостная атмосфера вызвала во мне чувства, которые я снова выразил в музыке.

— Я слушала в Сети ваши «Сказки русского леса». Мне очень понравилось, и я согласна с комментаторами: вы почувствовали и передали настоящую Россию.

— Для «Сказок...» мы делали съемку в том самом лесу, что окружает наш дом. Мы показываем его осенним, зимним, весенним...

— Что отличает русский лес от французского?

— Его первозданность. Вы можете гулять здесь по лесу долгое время и не встретить ни души.
Но есть и кое-что еще. Я думаю, что русский народ, если можно так выразиться, родился с лесом. У древних славянских народов основным материалом было дерево. И это формировало русскую цивилизацию менее жесткой, чем те, где все строилось из камня; в ней есть какая-то свобода, гибкость. Знаю по себе, само творчество становится другим, когда живешь на природе, в лесу.

...Здесь, в России, я написал и цикл «Песни Донбасса». Я заканчивал «Сказки русского леса», надо было спешить, но вдруг Катя, моя жена, показала мне видео из Донбасса. Она плакала, и в этом плаче было столько боли и горя, что я сел и записал, что чувствую. В этой музыке слышатся смерть, трагедия, но и надежда на свет... Я уже выступал однажды с «Песнями Донбасса» в Москве, но будут и другие концерты с этой программой.

— Знаю, что вы только что перевезли из Франции в Россию рояль. Насколько это было сложно?

— Довольно сложно. Такой перевозкой занимаются специальные компании. Рояль весит 350 кг, для него делают контейнер, фиксируют в нем и везут в большой машине.

— Но и рояль у вас, наверное, непростой, с историей?

— Да. Этот рояль Kawai, — поясняет жена Екатерина, — подарок родителей Николя на окончание консерватории, его привезли из Японии. Потом он стоял в центре Парижа, в церкви Сен-Сюльпис, Николя играл там на нем. Рояль не очень большой, концертные обычно габаритнее, но на нем давались большие концерты.
Но это не первый инструмент, мы перевозили в прошлом году еще один рояль, марки Gaveau. Стоит у нас в деревне. Ему почти 70 лет, он менее профессиональный, но с шармом.

— Можно что-то услышать?

Николя садится за рояль и играет. Вначале Листа, потом фрагмент из «Сказок русского леса». Я признаюсь, что побежали мурашки, и спрашиваю, как подобное состояние называют французы.

— Chair de poule, куриная кожа, — смеется Николя. — Почти как в России.

— Вы усиленно учите русский язык?

— Нет, к сожалению. Я знаю, что говорю не очень хорошо, но не могу делать большой прогресс, нет времени учиться. А учился я сам, по книгам. Это не очень серьезно, но достаточно для того, чтобы поговорить.

— Чему вы научились в русской деревне?

— Я могу почистить снег, наколоть дрова, растопить печку. Немножко могу делать ремонт, но предпочитаю позвонить специалисту.

— Что еще важного произошло за эти три года в России помимо новой музыки?

— Николя научился кататься на лыжах! — со смехом восклицает Екатерина. — Я купила ему на день рождения лыжи с палками, с ботинками. Мы подготовились и пошли. Мне казалось, ничего сложного в этом нет, но Николя не прошел и трех метров — три раза упал, распсиховался и вернулся домой. Я думала, что все. Подарок не удался. Но на следующий день он сам вызвался повторить попытку. И мы проехали по лесу, довольно большой отрезок. А через день махнули в соседнюю деревню — 20 км туда и обратно! Теперь он катается сам.

Еще у нас был такой трудный момент: Николя не хотел давать мастер-классы. А я пару раз наблюдала, как к нему после концерта подводили детей с просьбой: послушайте, ребенок травмирован педагогом, не хочет больше заниматься. Муж соглашался — и я видела, как рядом с ним меняются дети. Чувствуя его доброту, расслабляются — и все получается. И у самого Николя встречи с юными музыкантами вызывают позитивные эмоции.
И я предложила: «Давай ты попробуешь?» Все-таки в нашем музыкальном образовании есть проблемы, связанные с жесткой методикой. Европейская школа более мягкая, там поддерживают и возвышают любой успех ученика.

...Был такой случай: Николя позвали в одну музыкальную школу. Выбрали для встречи с ним семерых детей, накрутили их, видимо, перед этим. В кабинет заходит маленькая девочка, лет семи. Садится. Руки дрожат, ушки шевелятся, зубы стучат. И она начинает, вся сжавшись, играть. Николя сидит на стуле сзади. Девочка закончила, и он громко зааплодировал: «Браво! Браво! Молодец!» Ребенок оборачивается, смотрит на него во-о-от такущими глазами: «Ты чего, дядя? Правда, что ли?» А Николя расплывается в улыбке: «Все очень хорошо. Но давай ты мне покажешь еще раз, тут очень интересная тема... Запиши себя на диктофон, послушай со стороны... Подумай о музыкальном рисунке». Ребенок оттаял. Но учителя были не очень довольны. (Смеется.)

— Вы за эти годы стали немножко русским?
— Не знаю. Во мне есть часть русской культуры, я чувствую сильную связь с ней. Но так я вопрос себе не задавал.

— Катя, а что вы по этому поводу скажете?

— Конечно, Николя изменился. Друзья, когда смотрят на его фотографии, говорят, что он уже похож на русского батюшку. (Смеется.) А еще у него появился русский авось: может отложить дела, отключиться и поспать. Во Франции такого не было: там он был в постоянном напряжении, надо это, другое, третье — по ночам работал. А сейчас много гуляет, много думает — и это хорошо. Но музыкант — это собранность и напряженный труд. Поэтому я рядом, напоминаю, когда нужно вернуться к делам.

«Из России с любовью. Второй сезон» — проект журнала «Нация», создаваемый при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Это истории иностранцев, которые однажды приехали в нашу страну, прониклись русской культурой, просторами, людьми — и в конце концов сами стали немножко русскими.
Расскажите о нашем герое своим друзьям, поделитесь этой историей в своих соцсетях.

Источник:  https://nationmagazine.ru/russia/kak-iz-parizha-vo-vladimirskie-lesa-royal-perevozili/ 

Автор: Светлана Ломакина

Фото автора, архив героя публикации.