Он вырос в цирке. Сыграл эпизодическую роль в комедии «Бриллиантовая рука» Леонида Гайдая: помните, мальчика с «нимбом», что собирал ракушки на песчаной косе? Однако артистом, как отец, Максим Никулин не стал, а выбрал другую стезю – журналистскую. Закончив МГУ, с 1974 года работал в «Московском Комсомольце». Затем в «Последних известиях» Главной редакции всесоюзной радиостанции «Маяк», после был ведущим телевизионной программы «Утро».

Но цирк не отпускал. Максим Юрьевич вёл программу про манежное искусство на канале «Культура», помогал отцу организовать благотворительный фонд «Цирк и Милосердие». Позже, после ухода из жизни Юрия Владимировича, наследник творческой династии стал генеральным директором и художественным руководителем цирка на Цветном бульваре, академиком Национальной академии циркового искусства.

В 2021 году цирк на Цветном бульваре получил грант Президентского фонда культурных инициатив на создание новой уникальной программы «Почти серьёзно», приуроченной к столетию Юрия Никулина. А в 2023 году победителем конкурса ПФКИ стал короткометражный художественный фильм «Старый Клоун», в котором Максим Юрьевич выступит в неожиданном качестве. Но это пока секрет.

У меня был друг, француз, Пьеро Бидон, он ушёл из жизни совсем молодым. Пьеро ставил у нас программу на Цветном и назвал её «Планета Цирк». Пригласил актёров из Европы, из Мексики, Бразилии, Америки, России. На пресс-конференции перед премьерой его спросили: названием программы вы хотели показать, что в Москву артисты собрались со всей Земли? Он ответил: «Я хотел совсем о другом сказать — существует две планеты. Одна — планета людей. А другая — маленькая — планета Цирк. На большой планете всё время идут войны, существуют предательство, измены, убийства, землетрясения, катастрофы, а на маленькой планете все работают вместе, несмотря на национальность, разницу религии или цвета кожи».

Это правда, в цирке одна национальность – артист, там один бог – манеж, на который все молятся. Там всё равно, какой у тебя цвет кожи, главное — что ты что-то умеешь делать. Там нет наркотиков, алкоголизма, там с этим физически не проживёшь, это профессиональная данность. Дети в цирке взрослеют быстрее. Да, у них меньше детских радостей, чем у детей остального мира, но зато они вырастают с тем, что откладывается в мозжечке, в подкорке. У многих людей на «большой планете» эта черта отсутствует — ответственность за чужую жизнь. Неважно, в чём ответственность: в плечах, на которых стоит партнёр, в ручном замке, на котором ты держишь партнёра или партнёр тебя.

Характер — это судьба человека. Он может разъединять людей, а профессия циркового артиста как раз объединяет. В нашем понимании, кстати, цирковой — это человек, не обязательно связанный с цирком. «Цирковой человек» виден в отношении к жизни, к другим людям, в ответственности перед собой и за других. Его отличают открытость, порядочность, желание помочь и поддержать. Дети мои на 100 % цирковые, потому и работают в цирке. Я в цирке не работал, я в нём вырос. В цирковой мир войти просто, он гостеприимен, но бывает, когда этот параллельный мир человека не принимает. Я знал людей, которые считали, что хотят работать в цирке, но они не находили там места, не находили себя. Да, это уникальный мир.

В жизни цирка мы практикуем участие разных поколений. Многие люди, которые уже не могут работать по специальности — пожилой возраст, нет физических сил, всё равно остаются в цирке. У нас практически все билетёры — в прошлом наш балетный состав. В пожарной охране тоже есть бывшие артисты. Многие артисты передают номера детям и идут к ним же в ассистенты. Это очень открытый, при этом очень странный мир — эти 13 метров манежа. Когда мы создавали ещё с отцом фонд «Цирк и Милосердие», у нас была задача просто поддержать артистов цирка, уходящих на пенсию. Ветеранов цирка с копеечной пенсией, со своими профессиональными болячками нужно было поддержать, прежде всего, материально, потому что годы были девяностые, потом нулевые, ужас и кошмар. И неожиданно наш фонд превратился в клуб. Многие ветераны, которым трудно было даже выходить из дома, чтобы получить помощь, приходили к нам и оставались в фонде до вечера. Они пили чай, общались, вспоминали что-то. Эти люди всю жизнь прожили в коллективе: вокруг друзья, коллеги. У всех была единая жизнь, и вдруг она прекращается. Это общение может быть важнее, чем те средства, лекарства, больницы, врачи, которыми мы им помогали. Такое общение никакими лекарствами не заменишь.

Мы собираем ветеранов на особые события, например, на 9 Мая. Приглашаем на премьеры, прогоны, некоторые из них в нашем фонде проводят экскурсии. Например, клоуны-ветераны рассказывают истории, показывают мелкие репризки. Много педагогов из бывших цирковых артистов в цирковом училище преподают.

Клоун — это состояние души, философия. Как говорят клоуны — смеются не над клоуном, а вместе с ним. Не каждый человек может позволить, чтобы над ним смеялись. Это определённая черта характера. Клоун — единственная дисциплина в цирке, которой не учат. Клоуном можно быть или не быть. Это то, что дано от Бога, с детства, от рождения. Чтобы быть клоуном, нужно обладать очень многими составляющими. Человека можно выучить на гимнаста, на эквилибриста, жонглёра, а как выучить на клоуна? Самое главное — у человека должна быть мечта. Практически все клоуны, которых я знал и знаю, все мечтали об этом с детства. Нужно, чтобы мечта прожила в человеке определённое количество лет и не оставила его. Юных клоунов не бывает. Человек должен что-то понять в жизни, приобрести опыт. В детстве, юности — это невозможно, нужно, чтобы что-то отложилось внутри. Чтобы звёзды расположились так, чтобы эта мечта осуществилась.

Да. У отца был знакомый, он к цирку никакого отношения не имел, он был директором магазина, там продавали минеральные воды. Отец с ним общался, воду у него для себя покупал после язвы. Как-то мы сидели у него за кулисками, в буфетике, он шутил, был балагур, весёлый, фронтовик тоже, кстати. И отец ему сказал: а вы по фактуре своей, по отношению к жизни, по пластике, по тому, как вы рассказываете, могли бы быть клоуном. Он смертельно побледнел и сказал: Юрий Владимирович, это же была самая большая мечта моей жизни. А не получилось, видите, звёзды не стали правильно. Клоун — это большая редкость. Есть такая песня «Берегите клоунов». Это дефицит во всём мире. Их мало, они все разные, их нельзя сравнивать. Если сейчас сосчитать всех клоунов мира, то хватит пальцев на одной руке.

Большинство вещей из жизни бралось. Он как-то увидел карикатуру в журнале «Крокодил», когда мужик на рынке стоит и держит в одной руке арбуз, а в другой — гирю. И взвешивает. Под рисунком — подпись: «Когда нет весов». Родилась реприза — «Весы». Самая смешная реприза, классика жанра — с брёвнышком. Отец с Евстигнеевым снимались у Рязанова в «Стариках–разбойниках». Там был эпизод, как они картину из музея воруют. А снимали в настоящем музее, и картина настоящая, тяжеленная. Дубль отсняли — и стоп, назад. Они тащат её обратно. На пятом, шестом дубле Евстигнеев говорит: «Юр, а чё мы-то её таскаем, надрываемся, мы люди пожилые уже». Они подошли к Рязанову, говорят: «Элик, а чего мы-то таскаем?» Рязанов говорит: и, правда, рабочие же есть, чего вы дурака тут валяете. Вот так и получилась та реприза. У них с Михаилом Шуйдиным все репризы были авторские. Потому что они их делали под себя. Был замечательный клоун Семён Маргулян, он давно уже на пенсии. Семён считал себя учеником Никулина. Отец встретился с ним, говорит, есть же шестьдесят реприз, бери, мне не жалко. У Семёна не получилось — образ не его, темпоритм, пластика не его. Получалось не смешно. Отец сравнивал репризы с анекдотами, они как маленькие камешки, отполированные водой — мозаика. Анекдоты рассказывают, что-то добавляется, что-то отпадает. Тогда и получается классика.

Кроме прочего, сейчас в цирк мы приглашаем клоунов, нам известных и проверенных. У нас в цирке своя стилистика. И главное, чтобы это всё соответствовало нашим кирпичикам, мозаике. Не только клоуны, но и номера тоже. Мы знаем своих зрителей, что им может понравиться, что им предложить, что новое показать, только тоже не сразу. У людей новое вызывает отторжение. Известно же, что нового побаиваются. Двигаться вперёд нужно очень осторожно. Мы к каким-то идеям, смыслам не подталкиваем, не пугаем, а стараемся подводить.