В новом выпуске программы «Без сценария» — народный артист России Александр Олешко. В откровенной беседе с ведущими — генеральным директором ПФКИ Романом Кармановым и Олесей Гариповой — он рассказал, как Гафт и Кваша учили его сценическим поклонам с подвохом, и зачем согласился петь в Мариинском театре, хотя его по ошибке записали в гобоисты. А ещё — вспомнил, как он, пятилетний мальчишка, мечтал стать «Кобзоном», почему звёздная болезнь длилась ровно пять дней, и как Максакова «ставила» ему аристократическую походку с помощью фамильного бриллианта.

Роман КАРМАНОВ: Сегодня у нас в гостях народный артист Российской Федерации. Да, именно так. Это не оговорка. Народный артист Российской Федерации — Александр Олешко.

Александр ОЛЕШКО: Давайте уж скажем — всенародный. Что уж там.

Роман КАРМАНОВ: Я повторил это трижды не случайно. Стать народным артистом в наше время — задача не из простых. Поэтому, когда Александр говорит «всенародный», он говорит правду.

Олеся ГАРИПОВА: Александр, каковы ощущения? Я ведь знаю, что в детстве вы мечтали стать народным артистом РСФСР.

Александр ОЛЕШКО: Нет, я мечтал стать народным артистом СССР — берите выше. В пять лет вставал на табуретку и объявлял себя народным артистом Советского Союза Сашей Кобзоном. Кланялся. Мне казалось, что «Кобзон» — это не фамилия, а профессия. Его так часто показывали по телевизору, что я был уверен: если человек поёт, танцует, играет — значит, он Кобзон. Я кланялся, а соседка моей маме прямо при мне, без всяких церемоний, сказала: «Как жалко, Людочка, у вас мальчик… Бедный мальчик». Если говорить о том, что со мной произошло после присвоения звания — пока, честно говоря, ничего. Может, что-то и изменится позже. Но мне всегда казалось: народный артист — это тот, кого знают люди. А с этим у меня давно всё в порядке. Иду — улыбаются, как родному. Говорят добрые слова. Один мужчина недавно долго на меня смотрел, потом говорит: «Олешко?» Я отвечаю: «Да». — Он: «Ну, всё понятно», — и ушёл. И стоишь, думаешь: хорошо это или плохо? А ещё один мальчик за кулисами подошёл: «Олешко, а как тебя зовут вообще?» Это же замечательно.

Роман КАРМАНОВ: То есть вы достигли главного — Олешко уже тоже не фамилия. Это бренд.

Александр ОЛЕШКО: Надо мной постоянно подшучивают — и мне это нравится. Знаете, был замечательный артист Геннадий Бортников. Он как-то сказал Фаине Раневской: «Меня не признают, звания не дают». А она ответила: «Детонька, пойдёмте ко мне — я вам покажу фотографии неизвестных народных артистов Советского Союза. А вы — Бортников». Вот и для меня это признание на государственном уровне — очень приятно и важно. Я много работал. Когда мне говорят: «А где ты там был в 90-х, тусовался?» — я даже не знаю, что ответить. Я ведь всё время работал. Первую зарплату получил в 14 лет. И у меня уже были вычеты за бездетность.

Роман КАРМАНОВ: У нас лучший в мире гость — сам себе задаёт вопросы, сам на них отвечает. Я обожаю таких гостей.

Александр ОЛЕШКО: Когда вижу камеру, свет — во мне включается ведущий. Мне больше никто не нужен — только телезритель. Ну и вы — как зрители. Так что, если что, подсказывайте суть.

Роман КАРМАНОВ: А если серьёзно, вы ведь невероятно целеустремлённый человек. Таких я знаю очень мало.

Александр ОЛЕШКО: Когда я заканчивал Щукинское училище — теперь это институт, как вы знаете, — у нас было 34 человека на курсе. И на показах в театры: меня одного пригласил Райкин в «Сатирикон», одного — Ширвиндт и Плучек в «Сатиру», одного — Михаил Александрович Ульянов в театр на Малой Бронной, одного — Олег Ефремов в МХАТ. А в театр Моссовета нужна была девочка. И мне говорят: «Поиграй с ней сцену». Ей отказали, а меня пригласили: «О, мальчика возьмём». И тут ко мне подошёл педагог: «Вы не могли бы показаться похуже? Однокурсникам тоже нужна работа».

Роман КАРМАНОВ: То есть вы даже девочку обошли. Это уже ни в какие рамки.

Александр ОЛЕШКО: У меня всегда были дополнительные козыри. Ширвиндт как-то сказал: «Сашка, хочешь успеха — путай карты. Привыкли к тебе как к телеведущему? Бац!». Или — бац! — играю Павла Первого в театре Вахтангова. Говорю: «Понимаете, это же будет скандал. Люди скажут: Олешко, песни, танцы — и вдруг Павел Первый? Вы с ума сошли?»

Олеся ГАРИПОВА: А Галина Волчек ведь вам как-то прямо сказала, что вас стали узнавать по телевидению, и вы уже — пародист.

Александр ОЛЕШКО: Да, она постепенно стала подводить к выбору. А я ей говорю: «Галина Борисовна, я у вас сыграл потрясающий классический репертуар, играл с великими артистами. Уходящий поезд великого «Современника». Вы бы знали, что творили Гафт и Кваша…»

Роман КАРМАНОВ: Что творили Гафт и Кваша?

Александр ОЛЕШКО: Они были хулиганы. Подходят ко мне: «Слушай, а ты как кланяешься?». Я показываю. Они говорят: «Нет, не так. Надо кланяться глубоко, кричать «браво!» и произносить свою фамилию». «Олешко, браво!» — кричат. А зрители не видят, кто это. Возникает ажиотаж. Думают: если ему кричат «браво», значит, надо и нам. Я спрашиваю: «А вы что, так и кланяетесь?» Они: «Да». А я, наивный, в финале «Вишнёвого сада» кланяюсь и выкрикиваю: «Олешко, браво!». И тут Гафт толкает меня ногой, и я кубарем лечу в зал. Тогда я навсегда запомнил: будь внимателен. Великие — они ещё и великие хулиганы.

Роман КАРМАНОВ: Давайте немного вернёмся к Павлу (речь идёт о роли Павла в спектакле «Павел I» — прим. ав.). Вы ведь вживались в роль, изучали образ, разбирались в исторической фигуре?

Александр ОЛЕШКО: Это очень сложная фигура. Я никого не оправдываю, не защищаю. Моя задача была — дать зрителю возможность самому размышлять. Думайте, изучайте, анализируйте, читайте. Сейчас киноверсия показывается в 75 городах России. А телеверсия выходит на канале «Культура».

Роман КАРМАНОВ: А чья идея была сделать телеверсию? Это же грандиозно — возвращение театра в экранную форму. Я думал, это ушло.

Александр ОЛЕШКО: Я всегда работаю по принципу полного цикла: инициирую, предлагаю, приношу, продюсирую, вкладываю свои деньги, сам играю… и в итоге все довольны.

Роман КАРМАНОВ: Это мы уже поняли. Если Александр взялся за дело — надо просто делать. Вы сами довольны?

Александр ОЛЕШКО: Я доволен. Как-то Неёлова сказала мне: «Что ты ходишь — вместо лица чемодан?». Я ответил: «День просто грустный». А она на это: «Это никого не интересует». И записала мне стихотворение:

Ах, Саша, ты прекрасен, я люблю тебя.

И жизнь твоя прекрасна — живи её любя.

Всё, что тебе нужно, само к тебе придёт.

И тот, кто тебе нужен, тот сам тебя найдёт.

В добрый путь, в добрый день.

Вот так: плечи расправил, улыбнулся — и пошёл.

Роман КАРМАНОВ: Надо будет помедленнее потом — хочется всё записать. Из вас блогер бы получился отличный. У меня времени не хватает… А вы как к блогерам относитесь?

Александр ОЛЕШКО: Нормально, если они талантливые и не пошлые.

Роман КАРМАНОВ: А как насчёт пути из блогеров в актёры, минуя условную «Щуку»?

Александр ОЛЕШКО: Один раз это может получиться. Но всё же — нужно образование. Мастер. Почему «актёрское мастерство»? Потому что мастер может повторить один и тот же результат десятки, сотни раз. Я играю спектакль с Машей Ароновой в театре Вахтангова уже 20 лет. Хочу передать роль, но пока никто не справился — всё возвращается ко мне. А если говорить про Павла — я сам себе устроил экзамен. Дал задание: покажи трагедию. Ответь себе: ты кто? Актёр? Как у Райкина: — Пугинсон, вопрос есть? — Нет. — Претензий нет. Все замолчали. Значит, могу заниматься чем угодно: театр, телевидение, эстрада — всё есть.

Опера — тоже. Для биографии. Чтобы были краски. Искусство совершенно для меня новое. Я играю в двух спектаклях. Один — «Ариадна на Наксосе» в Мариинском театре. Там всё поют на немецком. Меня просили выучить роль на немецком, я хотел отказаться. Но потом подумал: надо попробовать. Это было так интересно. У меня была потрясающая история. Я Приезжаю в Мариинку, меня должны встретить у служебного входа. Никого. В итоге, долго ведут через все переходы, лестницы, коридоры… Я после травмы — на одной ноге, с сумкой. Уже вымотан. И вот этот человек, что меня ведёт, подводит к зеркалу и говорит: «Посмотрите в него».

Я смотрю. Он говорит: «В это зеркало смотрелся Шаляпин. Великие люди. Театр вас принял. Всё случилось». Я отвечаю: «Спасибо. А куда дальше?». Он сказал, что не знает и ушел. Кто-то отзывается: «Ааа, вы приехали, пойдёмте». Я говорю: «Да, вот. А где же вы ходите?» Опять долго-долго... Обратный путь занял ещё минут двадцать. Наконец меня приводят в какой-то зал и говорят: «Вам сюда». Я захожу — напряжённый, внутренне зажатый, мне неловко. Захожу громко и говорю: «Ну, здравствуйте. Здесь можно присесть?». Они отвечают: «Ну да, присаживайтесь». Я сажусь, кладу сумку, куртку. Говорят: «Подождите минут 15-20». Я — вежливо: «Да, конечно». Они: «Вы будете четвёртым». Думаю — ну хорошо. Сижу, жду режиссёра, жду артистов. Ничего не понимаю. И тут выходит человек, прикрепляет на меня номерок. Короче говоря, меня записали в участники конкурса гобоистов. Почему — не знаю. Возможно, после «Красной стрелы» выглядел как-то странно, не выспался. Но надо отдать им должное: к концу репетиционного периода они сделали для меня статуэтку, выгравировали «Лучшему гобоисту Мариинского театра Александру Олешко» — и вручили. А когда состоялась премьера, все вокруг, я внутри, сцена, маэстро Гергиев дирижирует... После спектакля думаю: ну, сейчас кто-то обязательно подойдёт и скажет: «Боже мой, куда катится театр... Уже и он здесь, в Мариинке, да что же это!». Но — ни одного отрицательного отзыва от зрителей. Наоборот — поддержка. А второй спектакль — это «Саламбо». Премьера была в Большом театре. Что приятно — моего героя в этом спектакле выводят на сцену, бросают, и я сразу ложусь. Хорошая роль. И когда я лежу на сцене Большого театра, думаю: «Боже мой, ведь я живой. Лежу на сцене Большого театра». «Саламбо» — грандиозный спектакль. Очень красивый. Потрясающий хор, огромное количество великолепных артистов. Как это всё свести воедино? В драматическом театре такого нет. Они сначала учат вокальные партитуры... Всё это было для меня невероятно интересно.

ОЛЕСЯ ГАРИПОВА: А что осталось? Опера была, театр был...

РОМАН КАРМАНОВ: Мы почему спрашиваем? Мы знаем, что в детстве у вас была написана — как это сейчас называется? — карта желаний. Не просто так Олешко оказывается то там, то тут. Мы знаем: впереди ещё пунктов тридцать. И вы точно знаете — каких.

АЛЕКСАНДР ОЛЕШКО: Я хочу, как Зельдин, отметить столетие на сцене. Это был по-настоящему грандиозный артист. Прожил 101 год и ещё маленький хвостик. Столетие отметил спектаклем. Потом был антракт, затем — поздравления, цветы, речи. Он читал стихи, принимал гостей. Потом банкет, с которого он ушёл в пять утра. И там он снова пел: «И в какой стороне я не буду, по какой не пройду я тропе, друга я никогда не забуду...». Он ошибался.

РОМАН КАРМАНОВ: Почему ошибался?

АЛЕКСАНДР ОЛЕШКО: Он сам говорил на поклонах: «Я специально здесь ошибся, чтобы вы поняли, что я не под фонограмму пою».

Недавно был день рождения у Александра Сергеевича Зацепина. 99 лет.

РОМАН КАРМАНОВ: Да, он до сих пор пишет.

АЛЕКСАНДР ОЛЕШКО: Да, выпустил мюзикл. А идею ему подкинул... догадаетесь кто? Это был я. В пандемию позвонил ему: «Александр Сергеевич, сказка о царе Салтане». Он: «Но есть же великая музыка Римского-Корсакова». Я говорю: «Прекрасно. А я хочу — сказку о царе Салтане на музыку великого Зацепина. Сделайте для театра Вахтангова. По выходным я читаю детям сказки с оркестром. Хочу — на вашу музыку».

Тогда ему было 95 с половиной. Через месяц звонит — играет всю партитуру. И вот к 99-летию он выпустил сказку о царе Салтане уже в формате расширенного мюзикла. А главное — как он вышел на сцену, на фоне двух девяток... Это было потрясающе. Я хотел бы — вот это: светлый ум и желание жить. Он вышел и сказал: «Вы знаете, я вот слушаю вас, спасибо вам огромное. Смотрю на эти подарки, на вас всех... Что вам сказать? Я запомню этот день рождения на всю жизнь».

РОМАН КАРМАНОВ: Чудесно. Слушайте, а почему вообще были сомнения — участвовать в опере или нет? Всё-таки не совсем в вашем стиле. Что изменилось?

АЛЕКСАНДР ОЛЕШКО: Возраст. Я никогда не берусь за то, где могу, не дай бог, кого-то подвести.

РОМАН КАРМАНОВ: Ну подождите. А кто ехал на мотоцикле, не умея? Кто сел за руль, не зная, как?

Александр ОЛЕШКО: Вы глубоко капнули, да. Это был первый этап жизни, когда нужно было всегда говорить «да».

Роман КАРМАНОВ: А вот второй этап — когда он начался? Когда всё изменилось?

Александр ОЛЕШКО: Действительно, был период, когда я понимал: нужно соглашаться на всё. На «Мосфильме» говорили: «Он какой-то сумасшедший, всё время бегает, но видно, как он хочет работать. Ну, давайте дадим ему эпизод, давайте одно, второе, третье…» Это и есть главное — когда у человека складывается репутация: «Он хочет работать». И особенно важно, что он не только хочет, но и умеет.

Олеся ГАРИПОВА: Александр, откуда у вас это? Ведь вы с детства находили телефоны, звонили Попову, писали письма… Это же фантастическая история! С Олегом Поповым, верно? И Никулину тоже писали.

Роман КАРМАНОВ: Что это за манера — всем звонить, писать?

Александр ОЛЕШКО: Да, я действительно писал Ангелине Вовк, Олегу Попову, Юрию Никулину.

Роман КАРМАНОВ: Периодически случаются рецидивы.

Александр ОЛЕШКО: Ну конечно. Я ведь мальчик из провинции, а Москва — столица, другая жизнь. Нужно было как-то заявить о себе.

Олеся ГАРИПОВА: Не каждый ребёнок найдёт телефон Олега Попова и начнёт упорно звонить. Да ещё и с Аркадием Аркановым была потрясающая история!

Александр ОЛЕШКО: Фантастическая, ужасная и очень смешная. Я подошёл к нему и сказал: «Александр Михайлович, я — Саша Олешко, начинающий артист. Только что окончил театральный институт, но хочу ещё и на эстраде работать. Не могли бы вы что-нибудь для меня написать?». Он ответил: «Позвоните мне в четверг в 10 утра». В детстве я сломал нос, и он был кривой. Я долго собирался на операцию, потому что не мог нормально дышать. И как раз в тот самый четверг мне назначили операцию на 10 утра. Думаю: «А как же Арканов?» и вдруг понимаю: мне неловко объяснять ему, что дело в носе. Какая-то внутренняя скромность. Я вообще по натуре очень стеснительный человек. Решил соврать. Звоню ему за час: «Аркадий Михайлович, это Саша Олешко. Такая ситуация, я на неделю уезжаю, но как только вернусь — обязательно позвоню». Он ответил: «Хорошо, слава Богу, потому что мне неудобно». Я приезжаю в клинику, выпиваю успокоительное, постепенно впадаю в изменённое состояние. Вижу на стене часы — десять утра. Думаю: «Боже, я же должен был позвонить Арканову!». Эта мысль меня не покидает. Звоню снова: «Аркадий Михайлович, здравствуйте, это Саша Олешко. Такая ситуация, я на неделю уезжаю». Он спокойно ответил: «Да, я понял». Тут приходят санитары, делают укол, я уже переодет, полусознательный. Подвозят каталку, чтобы увезти в операционную. Я лежу, вижу над дверью часы. Говорю: «Ребята, подождите, мне нужен телефон». — «Нельзя уже». — «Пожалуйста! Очень срочно!» — «Ну дайте ему, мало ли». Я с каталки, глядя на часы — уже 10:45, а должен был звонить в 10:00! Звоню: «Аркадий Михайлович, здравствуйте. Это Саша Олешко. Ситуация такая: я на неделю уезжаю, но как только приеду — обязательно позвоню». Он отвечает: «Понял. Только не забудьте». Телефон у меня забирают, везут на операцию. Делают всё по плану, но под шумок — вырезают гланды. Без предупреждения! Спрашиваю хирурга после: «Почему вы это сделали?» — «Посмотрели — рыхлые. Надо было».

Роман КАРМАНОВ: А в чеке — гланды. Верните гланды!

Александр ОЛЕШКО: Ужас в том, что я прихожу в себя и понимаю — не могу говорить. Боль адская. Первое, что вижу в палате — часы. И думаю: «Господи! Я же должен был позвонить Арканову!». Беру кнопочный телефон и, сквозь боль, снова набираю: «Аркадий Михайлович, здравствуйте. Это Саша Олешко. Такая ситуация — я на неделю уезжаю, но я обязательно перезвоню». Он: «Не забудьте!». Прошло несколько месяцев. Встречаю его в ЦДЛ в ресторане. Подхожу: «Аркадий Михайлович, здравствуйте. Помните, я — Саша Олешко…». Он посмотрел и говорит: «А, вы уже приехали? Ничего писать не буду —  будете вот это рассказывать и всё у вас будет хорошо».

Олеся ГАРИПОВА: А что вы написали Никулину?

Александр ОЛЕШКО: Что хочу быть артистом, что люблю цирк, знаю все его репризы. В каждый конверт вкладывал свою фотографию и подписывал: «Юрий Владимирович, это чтобы, когда я приеду к служебному входу, не возникло вопросов — кто пришёл. Чтобы сразу узнали». Мне тогда было 10 лет.

Олеся ГАРИПОВА: А он?

Александр ОЛЕШКО: Ничего. Не отвечал. Зато ответил Полунин.

Олеся ГАРИПОВА: Вы и ему писали?

Александр ОЛЕШКО: Да. Мы с соседом Лёней, он занимался пантомимой, решили написать Полунину, спросить — как стать артистами. И он ответил. Написал, что нужно много работать.

Роман КАРМАНОВ: А в кино уже была роль, которая принесла полное удовлетворение? Или она тоже пока в списке?

Александр ОЛЕШКО: Конечно. Я вхожу в очень интересный возраст, когда становится проще играть тех, кто от меня далёк. Например, в фильме «Хитровка. Знак четырёх» Шахназарова — я и представить не мог, что смогу сыграть Немировича-Данченко. А он сказал: «Вот».

Роман КАРМАНОВ: А каким вы его себе представляли?

Александр ОЛЕШКО: Никак не представлял. А оказалось — пять минут: усы, борода, немного перекинуть волосы — и я уже Немирович-Данченко. То же самое и с Павлом. Я ведь всё делаю сам: сам гримируюсь, сам с девочками на телевидении сшил себе парик — не в театре. Всё как в театральном институте. Если заглянете в библиотеку института и откроете мой формуляр — увидите, что я был самым читающим студентом.

Роман КАРМАНОВ: Вам никогда не говорят, что вы немного… неприятный человек? Всё время занятый, целеустремлённый, чересчур серьёзный…

Александр ОЛЕШКО: Знаете, звёздная болезнь у меня была — когда мне было 18. Ровно пять дней.

Роман КАРМАНОВ: А из-за чего она возникла?

Александр ОЛЕШКО: Подождите, товарищи. У меня ведь юбилейный год — 30 лет как я телеведущий.

Олеся ГАРИПОВА: Это когда вы на «Дважды два» «Шпильку» вели?

Александр ОЛЕШКО: Вот именно. Я тогда учился на четвёртом курсе эстрадно-циркового училища, прошёл кастинг и стал телеведущим. Программа была жуткая, страшная. Но дело не в ней, а в ощущении: огромные камеры, стол в студии стоял ровно там, где раньше был стол программы «Время», за которым сидели Кириллов, Шатилова. Я стоял на том же месте. Представляете?

Роман КАРМАНОВ: И что случилось? Почему болезнь длилась пять дней?

Александр ОЛЕШКО: Потому что сразу — каждый день прямой эфир, по пять выходов в день. Режиссёр запускал меня в студию с фразой: «Не забывай, тебя смотрят 22 миллиона зрителей». Ужас, страх. Первый день — ты видишь, начинается внимание: «О, это он».

Роман КАРМАНОВ: Так быстро?

Александр ОЛЕШКО: Мгновенно. Сейчас много каналов, а тогда их было немного. На второй день — уже какие-то девочки, девушки. На третий — в магазине. И ты уже с каким-то особым выражением лица. Четвёртый, пятый день — подходят, я говорю: «Спасибо». И помню, как это ощущение ушло. Варшавское шоссе, универсам-гастроном. В магазине — пусто. Только огромные брикеты маргарина и ржавые консервы с морской капустой. Это был 1995 год. Я иду за капустой, зачем-то беру маргарин. Навстречу мужчина, я уже чувствую, что он идёт ко мне. Подходит и говорит: «Слушай, у тебя закурить не найдётся?». А я ему — автоматом: «Спасибо». И иду дальше. Думаю: «Боже, какой кошмар». Мне было ужасно стыдно. Я из воспитанной семьи. Я подумал: «Какой позор». И как-то сразу стал тише, спокойнее. С тех пор больше не «болею».

А можно я расскажу про ощущение? Это важно. У нас в училище не получался этюд. Людмила Васильевна Максакова ставила отрывок. Я спрашиваю: «Как играть?». Она говорит: «Детонька, не играй — живи на сцене». Мы спускаемся по лестнице. Я спрашиваю: «Но как это сыграть?». Подходим к двери и она говорит: «Что написано на табличке?». Я: «От себя». Она: «Вот так и играй». Но всё равно не получалось. Она не могла добиться от меня аристократической походки. Говорила: «Всё ужасно. Ты пролетарий». Мы ставили «Кукольный дом» Ибсена. Тогда она принесла иголку для галстука с настоящим бриллиантом. Говорит: «Это фамильная драгоценность. Саша, иди сюда». Воткнула мне её. И от страха потерять драгоценность у меня сразу изменилась походка. Я стал двигаться совсем по-другому. Потом она сказала: «Знаешь, ты ходил замечательно. Играл ужасно — но ходил замечательно». Это я к тому, как иногда рождается что-то настоящее.

Роман КАРМАНОВ: Но Максакова ведь не только иголки вам давала — она вас и подкармливала понемножку.

Александр ОЛЕШКО: Да, подкармливала. Вот вы интересные - у вас программа называется «Без сценария», а подготовились очень основательно.

Роман КАРМАНОВ: Да мы просто телевизор смотрим.

Александр ОЛЕШКО: Это тоже традиция, не знаю, как в других институтах, а у нас — в Щукинском — самое сладкое было, когда ты подходишь к расписанию и видишь: репетируешь с великими, и приписка — «Репетиция дома». Это красивые квартиры, куча приборов, и ты не знаешь, какой вилкой что есть — они тебя учат. И ты не ешь сосиску в буфете, а получаешь первое, второе, третье и компот. Максакова тоже приносила нам еду в кастрюльках. То супчик, то котлетку… Садились, ели и обсуждали. Это было действительно замечательное время.

Олеся ГАРИПОВА: Не только кормили, но и били же.

Александр ОЛЕШКО: А Этуш однажды меня даже побил. Это было за то, что я не выучил текст. Он так «гавкнул» на меня — на всю жизнь запомнил. Да, представляете, какие люди! Он говорит: «Ты что, текст не выучил?» Я ответил: «Ну, Владимир Абрамович, как-то так...». А он: «Иди сюда». Я подумал: почему все его боятся, он же такой родной. Он протянул руки — я и пошёл. Думал, скажет что-то доброе, может, обнимет или пожалеет. А он схватил меня за руку и как стукнул меня об сейф, который стоял рядом. Говорит: «Запомнил?». Я отвечаю: «Понял всё». А он: «Я готов, а ты — нет», — сказал мне народный артист Советского Союза. И ушёл.

Роман КАРМАНОВ: Я заметил, что есть категория артистов, которые не просто участвуют в чужих проектах, не только проходят пробы, но и создают свои. Они постоянно при деле.

Александр ОЛЕШКО: Я всегда параллельно что-то создаю. И вообще обожаю талантливых людей. Если у кого-то что-то получается, я не могу удержаться — обязательно скажу спасибо или выражу восхищение. Вот, например, в Малом театре меня поразил один спектакль. Я не мог заснуть после него. Утром умолял — дайте мне номера телефонов всех артистов. Я им звонил. Это получился отдельный спектакль — их реакций.

Позвонил народной артистке Поляковой — звезде Малого театра. Говорю: «Здравствуйте! Вы, наверное, меня не знаете, это Александр...» — «Олешко?! Мне звонит Олешко! Юра, слышишь? Мне звонит Олешко!» — я просто слушаю в трубку. Я говорю: «Простите, я просто хотел сказать спасибо». Позвонил другой актрисе — сдержанная, просто сказала: «Спасибо». Позвонил Ирине Владимировне Муравьёвой. Говорю: «Здравствуйте, это Александр Олешко. Хотел бы поблагодарить вас за спектакль. Это было невероятно. Вы подарили столько энергии, дали такой импульс жить». А она: «Так. И всё?». Я говорю: «Нет, не всё. Я ещё хотел пожелать вам здоровья...». «Нет, ну, а просьба-то какая-то есть?». Я: «Нет, никакой». И я её не осуждаю — понимаю, что они все сначала насторожены. Я и сам по себе знаю: есть люди недобрые. Но если я вижу что-то настоящее, талантливое, я обязан сказать об этом человеку. А дальше — пусть сам решает, что с этим делать. Если я вижу что-то, выбивающееся из общей, усреднённой картины, значит, это прекрасно. Надо звонить и говорить: «Множьте доброту». Доброе слово кошке приятно, а человеку — особенно.

Роман КАРМАНОВ: Что происходит хорошего в профессии сейчас? Я понимаю, что вы при деле, у вас масса интересных проектов. Но ведь есть сценаристы, режиссёры, актёры, с которыми вы работаете. Что сейчас происходит в этом волшебном мире? Можно ли сказать, что мы на таком уровне, где можно реализовать самые смелые идеи?

Александр ОЛЕШКО: Можно. Сейчас огромное количество людей, у которых есть идеи и желание, действительно могут заявить о себе. Есть возможность, например, подать заявку в Президентский фонд культурных инициатив. Говорю это абсолютно ответственно. Хочешь — подай заявку, получи финансирование, докажи, покажи, ищи, найди, представь — и будет тебе открытие или счастье. Это первый момент. Второй — жизнь кипит. Если человек хочет себя найти... Боже! Если бы в моё время, когда я только начинал, было столько возможностей — не знаю, где бы я уже был. Есть такая пьеса Теннесси Уильямса «Сладкоголосая птица юности». Там герой стучится в одни двери — ему не открыли. Он пошёл стучать в другие. И правильно — нужно стучаться во все двери, если есть, что сказать. Не «дай», а «предложи». Не «ну», а «пожалуйста». Это совсем другое.

Меня, например, не взяли в театральный вуз, который вы окончили. Даже до первого тура не допустили. Я подошёл к педагогу, говорю: «Простите, скажите, пожалуйста, что не так?». Помню даже, на какой ступеньке это было. Он отвечает: «Понимаете... всё». Я говорю: «Понятно. А что делать?». Он говорит: «У вас красный диплом артиста эстрады, цирковое училище... Побаловались — и хватит. Вы никогда не станете артистом. Ничего страшного. Езжайте в провинцию, устройтесь на завод, посмотрите на настоящую жизнь. Там вы себя и найдёте». Я: «Понятно. Спасибо». Я поступил в тот же год. Прошло два года — и с этим педагогом я делал отрывок, а потом ещё 18 лет играл с ним в одном спектакле Театра Вахтангова. Вот так. Поэтому для молодых людей, которые только начинают, скажу: не опускайте руки. Не перекладывайте ответственность. Берите её на себя. И вперёд — только вперёд.